Уинстону: «Мне сказать или вы скажете?» Вспомнилось, как и Уинстон, и О’Брайен изрекали с мрачным удовлетворением: «Мы покойники».

— Даже не думай! — выпалила она. — Это сплошной обман. Никакого Братства нет. Вообще ничего нет — есть лишь горстка мальчишек, бегающих от призыва.

Вики едва слышно ахнула:

— Но, Джулия…

— Молчи! В любом случае ты не должна мне этого говорить. Это исключено. Признаюсь тебе: я служу в полиции мыслей. Честно! Теперь ты понимаешь, почему нельзя вести со мной подобные разговоры.

Вики уставилась на нее в упор. Сперва она осторожно заулыбалась, думая, что это шутка. Потом ее лицо вновь изменилось. Оно стало мертвенно-бледным.

— Да, вот так-то, — сказала Джулия, высвобождая руку. — Начнись где-нибудь мятеж, уж я бы знала. Но нет. Это гнусная уловка, не сомневайся. Тебя подведут к тому, чтобы ты себя выдала, и убьют. Я сама лично выполняла такие поручения. Да, я мерзкая, паршивая тварь, а ты мне открываешь душу. Понятно? Сама не знаешь, на что идешь.

— Это неправда, — слабо выдавила Вики. — Быть такого не может. Ты за меня боишься, вот и сочиняешь всякие небылицы.

— Это правда. Чистая правда! Потому ты и не должна заводить со мной такие разговоры, да и ни с кем другим тоже. Ни с кем! Выбрось все это из головы.

— Серьезно? Ты… в полиции мыслей? Только не лги, прошу тебя. Скажи только, что это выдумка.

— Это правда.

— Но тогда… именно потому ты тем вечером присела ко мне на кровать? Когда передавали программу о товарище нашем Картофеле? Ты уже тогда служила в полиции мыслей?

Джулия сложила руки на груди:

— Тогда — еще нет.

— А знаешь ли ты, — сказала Вики, — что я постоянно думаю о моем ребенке… о моем ребенке — перед тобой я могу произнести эти слова… так вот, мысленно я называю его «товарищ наш Картофель». И вспоминаю, как ты присела ко мне на кровать, когда простила меня, не то что все остальные.

— Вики, прекрати! Только вдумайся. Как ты можешь говорить мне такие вещи? Зная, кто я есть?

— Мне все равно! Слышишь меня? Я все равно тебя люблю.

— Нет, не надо меня любить. Нельзя.

— Я тебя прощу — точно так же, как ты меня простила. Чем я лучше? Даже если все это правда, я ничем не лучше. Я убила своего ребенка! И смирилась с тем, что та девушка, Маргарет, умерла за мой поступок.

Об этом Джулия думала не одну неделю, но сейчас проговорила:

— Гони прочь эту мысль. Они тебя заставили…

— Что за чушь! Какие еще «они»? Я работаю в центкоме. Ты служишь в полиции мыслей. Мы и есть они! Именно поэтому нужно уносить ноги. Давай же сбежим, а?

— Куда? К бандитам? Чего ради — чтобы нас изнасиловали?

И Вики неудержимо разрыдалась. Джулия осторожно обняла ее, а Вики бессильно уронила голову ей на плечо, тихо и отчаянно всхлипывая. Невзирая на ее слезы, близость теплого девичьего тела утешала Джулию. Она вдыхала запах юности, мыла, тревожного пота — и чувствовала, что кризис миновал. Судя по всему, ей удалось разубедить Вики. Они, надо думать, в безопасности; глухая стена пробита. Поглаживая Вики по голове, она тихо нашептывала:

— Да уж пожалуйста, не надо. Не делай этого. Тебе не…

И когда Вики подняла голову, чтобы поцеловать ее в губы, это даже не выглядело чем-то особенным и ничего не меняло.

Потом Джулии не составило труда внушить себе: «Мы поцелуемся — и Вики останется. Я ее спасаю». Подтверждением тому служили робкие соприкосновения кончиками языков и те вздохи упоения, что вырывались у Вики. Джулия тоже любила ее — без притворства. Без фальши. Тело ее расслабилось и затерялось, как будто она в конце концов нырнула голышом в воду и отдалась на волю течения. У Вики во рту сохранился привкус мерзкого яблочного сока, но это лишь напоминало, что они с ней живут одной судьбой. Это была личность, которую возможно постичь. Чья-то истинная судьба находилась сейчас в объятиях Джулии. Вики ее простила, и не исключено… Откуда-то всплыли детские воспоминания о том, как ссыльные танцевали под граммофон, в окна хлестали дождевые струи, а Джулия, как из гнезда, выглядывала из-под груды пальто и шпионила за анархистом, который вел в танце, слишком медленном для такой музыки, свою жену, и она менялась у него в объятиях. Он тоже менялся на глазах, и все расступались, чтобы освободить для них место.

Но вслед за этим пришли мысли о минилюбе.

Джулия вдруг принялась неуклюже отталкивать Вики. Та вскрикнула и попыталась за нее ухватиться, но Джулия вырвалась. Она распрямилась, почему-то с трудом дыша, как будто из последних сил отбилась от Вики.

И проговорила:

— Я никому не скажу. Клянусь.

Сперва Вики уставилась на нее непонимающим взглядом, словно не видела причин для такой жуткой выходки. А потом, запинаясь, пробормотала:

— Но ты должна бежать вместе со мной. Мятежники существуют. Как и все остальное.

— Не получится. Ничего из этого не выйдет. Неужели до тебя не доходит?

— Но ты хотя бы прикинь, что к чему. Может, еще передумаешь.

Заслышав эти слова, Джулия подхватила с землю свою корзинку и направилась в ту сторону, откуда они пришли. На ходу она с ужасом понимала, что Вики не идет за ней следом. У нее перехватило горло от едва сдерживаемых слез, и это ощущение не покинуло ее даже после того, как она расплакалась. Шагала она не глядя, натыкалась на сучья, расцарапала лицо. Почему-то ей казалось, что надо торопиться. А если не поспешить, то и пути назад уже не будет.

Когда она все же услышала за спиной шаги Вики, сопровождаемые треском веток, ход ее замедлился. Жутко сдавленное горло задышало свободней. В голове появилась легкость. Вики поравнялась с Джулией и тронула ее за локоть. Джулия затравленно, с ужасом обернулась, но Вики всего лишь проговорила:

— Не плачь. Ну пожалуйста.

— Не буду, — ответила Джулия. — Уже все.

— Если ты все же согласишься подумать… но не буду тебе досаждать.

Они шли дальше; Вики держалась на шаг позади. Вскоре Джулия не без усилий осушила глаза. На Вики она старалась не оглядываться, смотрела только на верхушки деревьев и на небо, точно видела все это в последний раз. На ходу она обхватила себя руками за плечи. День выдался теплый, но ее бил озноб.

Когда они ступили на луг и увидели основную группу, Джулия сообразила, что вернулись они без грибов. Вестминстерские девицы были уже на ногах и отряхивали захваченные на пикник вещи. Заметив